Архивный персонаж
2. Герой нашего времени.
Любой персонаж в нашем мире. Любая историческая эпоха.
_____________________________________________________
1. Феанор.
Любой персонаж в нашем мире. Любая историческая эпоха.
_____________________________________________________
1. Феанор.
2179 слов, украшенных клочком меха замученного зверя-обоснуя.
«- Страдание не излечивает боль, но рождает новую».
«- Покой Чертогов принесет меньше страданий, чем то, что ждет за Их пределами. Он же даст дорогу осознанию, которое придет со временем и принесет исцеление».
«- Не все фэа находят исцеление в покое. Слишком жаркое пламя быстро гаснет, не имея простора и пищи для жизни».
Владыка Залов и его сестра медленно двигаются по изменчивым запутанным коридорам Чертогов, наполненным бледной дымкой, в которой скользят мимо них силуэты безмолвных эльфийских фэа. Их слабое свечение не может разрушить извечный полумрак пристанища мертвых и только прозрачные тени Валар колышутся на стенах, когда очередной нолдо или авари оказывается рядом.
«- Пламя, данное Эру, не гаснет».
«- Не телесно. Но заточенный против воли рассудок?»
Намо не отвечает, останавливается – они пришли. Ответвление очередного коридора ведет в тупик, и туман здесь клубился особенно густо. Но это не мешает Валар видеть неподвижную фигуру, нашедшую уединение у дальней стены.
«- Что же ты хочешь для него?»
«- То, что ты сделаешь для тех, кто будет иметь смелость любить и просить».
«- Это будет награда достойным. Уравнять их и того, кто преступил Закон?»
«- Проявить Милосердие».
«- Закон не должен быть милосерден, он беспристрастен».
«- Закон не служит Исцелению?»
Намо снова замолкает и, на сей раз, поворачивает голову - взгляд его бесстрастных черных глаз встречается с серебристым сиянием спокойного взора сестры. Проходит несколько привычно бесконечных мгновений, и они вновь двигаются вперед, чтобы у самой стены остановиться перед мерцающим силуэтом фэа. Эльф без интереса скользит пустым взглядом по лицам Владык и отворачивается.
«- Феанаро, сын Финвэ, тяготит ли тебя заключение в Залах?» – Мягко обращается к нолдо Ниэнна.
«- Да». – Следует краткий ответ, после того, как эльф снова смотрит на Валар и тень удивления мелькает по его призрачному лицу.
«- Ты хочешь вновь обрести тело и вернуться в Аман?» - Спрашивает Намо.
«- Н… Не знаю». – На этот раз отвечающий мешкает, и слова его звучат нетвердо.
Выждав еще одну паузу, Владыка, не сводя глаз с мятежного нолдо, говорит:
«- Ниэнна оплакивает твою участь, и просит для тебя милосердия. Я уступаю ей и даю тебе выбор: ты, согласно уже прозвучавшему Приговору, можешь остаться здесь до Второго Хора, проведя время в размышлениях о своих заблуждениях. Или же я открою перед тобой Путь Смертных. Ты пройдешь по нему к другому миру, сохранив естество Звездного народа, и проживешь до того же срока среди людей. Возможно, это испытание окажется более трудным, чем заключение в Залах, но, быть может, именно там ты осознаешь то, что гонишь от себя здесь. Решай сейчас».
Новый ответ звучит уже без промедления.
Первым, что бросилось ему в глаза, было чужое небо. И чужое странное светило, глядящее вниз, будто чье-то любопытное око. Его лучи отчетливо напоминали мягкое золотое свечение Лаурелина, но тем сильнее было ощущение неумелой и грубой подмены.
Камни под ногами, впрочем, были те же самые, знакомые. Раскидав носком башмака мелкий гравий, Феанаро наклонился и поднял с земли блестящий черный осколок горного зеркала. Повертел, ловя на острые грани блики светильника, и сунул находку за пазуху. До его чуткого слуха не доносилось никаких подозрительных звуков, но это еще не было поводом к потере бдительности. Не переставая напряженно прислушиваться к не вызывающим опасений звукам природы, эльф сошел с голого каменистого пятачка в заросли каких-то колючек и, стараясь не слишком шуметь, выломал подходящую ветку, к которой более менее удачно приладил найденный камень.
Куда теперь двигаться, у него не было ни малейшего понятия, поэтому, стараясь держаться ближе к кустарнику, пошел просто - вперед.
Убогое поселение показалось на глаза, когда Феанаро обогнул низкий пологий холм, у подножия которого очутился, продрался сквозь колючую рощицу и вышел на чистое пространство с противоположной стороны.
Совсем рядом с тем местом, где он остановился, проходила хорошо утоптанная неширокая тропа. Огибая заросли все тех же кустов, она пробиралась мимо нескольких крупных валунов и поднималась вверх, к вершине другого холма, более высокого и крутого, только теперь оказавшегося в поле его зрения. Там, тесно лепясь друг к другу, выстроились единым массивом две-три дюжины серо-желтых, похожих на коробки домов.
Опершийся на «копье» Феанаро стоял под прикрытием растительной тени, рассматривая поселение, копошащихся на склонах людей, квадраты распаханной земли и пасущееся в стороне овечье стадо. Ни крепостной стены, ни башен, ни выставленной стражи, ни знамен, реющих на ветру. Только рядом с проемом между впередистоящими домами торчит высокий расписанный красным столб, увенчанный рогатым черепом буйвола. Эльф остановил взгляд на этом странном украшении - хотелось верить, что обитатели деревни не поступают так же с головами непрошенных гостей. Еще один скорый и незадачливый конец на его долю был бы столь же смешон, сколь печален…
Взвесив в руке свое ущербное оружие, нолдо еще раз огляделся, сощурился на висящее над головой светило, смерил мрачным взглядом холм и поселение на нем и, не таясь, двинулся по тропе.
Окружившего его люди гомонили громко и совершено непонятно. Хватали за одежду, тыкали пальцами в серебряную застежку на рубахе и вертели в руках отобранное копье. Последнее, правда, длилось недолго, и палка быстро оказалась вогнанной в землю в стороне от сутолоки. Вязать его, впрочем, пока не спешили, и Феанаро стоял посреди образовавшегося живого круга, показывая сбежавшимся пустые ладони, и только повторял на разные лады фразу о том, что он их не понимает, надеясь, что до смертных все же дойдет осознание такого вот положения вещей. Но те продолжали что-то спрашивать и голосить, а эльф щурился на свет и, наблюдая, как в небе кружат грифы, зло думал о том, что, несомненно, стоило учиться на собственных ошибках и осмотреть поселение издалека, чтобы до общения с людьми заметить у подножия холма помост, на котором пернатые падальщики чистили от костей обезглавленное тело.
Предавшись мрачным измышления о бестолковости собственного бытия, он не сразу обратил внимание на смолкший шум и оставил разглядывание птиц только когда очередной человек припечатал его в грудь концом посоха, украшенного резьбой и какими-то грубо вылепленными из глины висюльками. Человек был, как и все они тут, низок ростом, отчего-то сутул и имел что на голове, что на лице спутанные черно-серые волосы. Его недовольно сморщенное лицо с ввалившимся ртом и блестящими черными глазами не вызывало у эльфа добрых чувств и оживляло в памяти образы орчьих морд. Вообще эти хваленые смертные – смуглые, босоногие, в непонятных обносках и скверно выделанных леопардовых шкурах на плечах ему совсем не нравились.
Сутулому мужчине симпатии чужака были неведомы, и он только внимательно рассматривал его из-под кустистых бровей, потряхивая побрякушками своей палки. Что-то произнес, снова ткнул в грудь и, развернувшись, направился к торчащему впереди столбу с рогатым черепом. На плечах у Феанаро тут же повисло трое мужчин из числа тех, что покрепче, и эльф, не особо задумываясь, стряхнул их на землю. Гомон было возобновился, окрасившись гневными интонациями, но сморщенный предводитель властно махнул посохом, и знаком поманил чужака за собой. Феанаро покосился на притихшую толпу, отметив про себя, что мечей и топоров никто не повыхватывал, и только некоторые мужчины держали в руках копья не многим лучше того, что отобрали у него самого. Что ж, если они начнут действовать решительнее, то он наверняка успеет отвернуть голову этому их главному, а потом уже сможет высказать Намо все, что думает о смертных и возможности нормально общаться с ними.
Главный тем временем медленно, будто устав, шел вверх по тропе, опираясь на палку. Феанаро, отставая на пару шагов, следовал за ним, поглядывал на выстроившихся вдоль тропы людей и рассматривал чудной столб. Если тот и правда был украшением, то его представления о разумности людей оказались даже чересчур радужными… А других мыслей о назначении подобного сооружения в голову не приходило.
Помещение, низкий вход в которое прятался за столбом, оказалось не слишком большим и слишком темным. Свет попадал в него через несколько крошечных проемов под самым потолком, да вдоль стен чадили факелы и плошки с жиром. Впрочем, этого вполне хватало, чтобы разглядеть все те же красные узоры неровного орнамента, примитивные изображения людей и животных и еще пять буйволовых черепов, развешенных по стенам. По центру же дальней стены, напротив входа громоздилась чудовищно грубая каменная женская статуя. Пожалуй, только характерные очертания груди позволяли распознать в каменной глыбе именно женщину, и Феанаро оставалось лишь недоумевать, почему ее тело так неестественно раздуто. Хотя он уже успел заметить, что телосложение смертных порядком отличается от облика эльдар, и среди них есть такие же – пузатые, с одутловатыми конечностями и лицами. И это уродство их, судя по всему, вовсе не смущает: сутулый предводитель с великим почтением и не без труда опустился перед глыбой на колени, коснулся лбом самого пола и что-то забормотал. Феанаро обернулся – просочившиеся в помещение вслед за ними люди тоже склонились перед сомнительным ликом статуи и беззвучно зашевелили губами. Наверняка, в этом был какой-то свой, доступный людям смысл, но от эльфа он ускользал. Может, фигура изображала какую-то человечью … королеву? Уже умершую, коли они «смертные», и оплакиваемую? Хотя люди не казались опечаленными утратой, а фигура не блестела новизной… Или «королева» умерла давно, и соплеменники почитали память о ней? А при чем тут тогда он, чужак?
Обдумать последний заданный самому себе вопрос нолдо не успел, потому что сутулый смертный, наконец, перестал биться об пол головой и поднялся на ноги, чтобы тут же цепко ухватить пришельца за руку и подтащить его вплотную к изваянию. После чего он снова что-то затараторил, размахивая руками, указывая то на статую, то куда-то вверх, то тыкал в пол и тянул эльфа за локоть вниз. Сзади послышалось движение, и Феанаро, покосившись на качнувшиеся на стене тени, отметил, что за его спиной выдвинулись вперед несколько мужчин с копьями. Снаружи доносился приглушенный гул голосов, предводитель продолжать говорить и настойчиво тянуть за руку, воины позади переминались с ноги на ногу, в отверстии за спиной посвистывал сквозняк, едва колеблющий лепестки свежих и высохших цветов, лежащих у ног изваяния. Феанаро посмотрел на них, на низки бусин и раковин, увивающих толстую шею загадочной женщины и, рывком освободив локоть из цепких пальцев смертного, поднял руку. Серебряная застежка с рубахи легко отпустила ткань и так же легко защелкнулась на нитке, заняв место рядом с цветными глиняными шариками. Смертный было опять принялся что-то вещать, но тут сильный порыв ветра с налету ударился о стену здания, провалился в проем под крышей, пронесся по помещению и, подхватив с постамента статуи высохшие лепестки цветов, швырнул их во взметнувшееся пламя светильника. Они мгновенно вспыхнули и яркими искрами осыпались на камень изваяния и стоящего перед ней эльфа. Феанаро выругался сквозь зубы и, провел по волосам, стряхивая с головы мусор. Поднял глаза на притихшего предводителя и увидел, что тот, приоткрыв рот, переводит потрясенный взгляд с чужака на ярко сверкающую в свете пламени восьмиконечную звезду, украсившую покрытую медленно гаснущими огоньками уродливую статую.
Он уходил из деревни на закате. Окровавленное солнце медленно проваливалось в песок, окрашивая все тем же, будто преследующим его больным красным цветом распростершийся впереди путь, а позади вставало над глиняными коробками домов жаркое огненное марево и поднимались к темнеющему небу лоскутки горячего пепла. Пламя жадно сжирало соломенные крыши и жерди перекрытий, вырывалось из слепых окон, умоляюще глядящих ему в спину, и выло брошенной собакой. Ему вторили со склонов холма живые псы, а на площадке небольшого двора в центре поселения корчились все в том же огромном костре изъеденные язвами тела тех, кто еще за несколько дней до этого сам предавал огню унесенных смертью.
Мор пришел в поселение в одночасье. Охотники вернулись с промысла, довольные добычей, и никто, конечно, не предположил, что краснеющий на руке товарища пустяшный красный узелок укуса может быть опасен. Понадобились считанные дни, чтобы лихорадка, нагнаивающиеся отеки и кровавый кашель унесли в могилу сначала самого охотника, а потом и его семью. Следом взялись за ближайших соседей.
Давно поседевший старик-колдун до последнего вздоха с каким-то детским удивлением смотрел на пригретого деревней чужака, будто не веря, что тот с его умом и сноровкой ничего не может поделать, а самому Феанаро оставалось только отводить глаза, в сотый раз перебирать бесполезные травы и клясть собственную беспомощность и, заодно, неподверженность загадочной болезни. Он был бесконечно далек от целительства и едва ли знал что-то кроме тех прописных истин, которые ведомы каждому эльда. Ему было куда проще найти в холмах медную жилу и показать детям Великой Матери как сочится из невзрачной породы и застывает в ножах, наконечниках копий и стрел «каменная кровь». Проще показать, как работать с любимым ими горным зеркалом и другими минералами, придавая им нужную форму и сетуя про себя на отсутствие в холмах железа и то, что даже в его руках медь неважно берет камень. Но когда смертные начали уходить один за другим, и колдун, без пользы протиравший колени у изваяния своей богини и перемешивавший в плошках снадобья, стал молить приемыша показать им еще одно чудо и остановить мор, Феанаро мог только повторять зов внутреннего голоса – необходимость огнем убить оставшуюся в трупах заразу и спешно переселяться на другое место. Старик отказывался. Женщины, вывшие над сомкнувшимся над телами детей плитами домашнего пола, отказывались. Мужчины качали головами и хранить молчание. А когда начали колебаться и постепенно соглашаться, было поздно… Он закрыл глаза молодому парню, продержавшемуся дольше всех, и потом сутки таскал по домам хворост и разливал по полу и стенам топленый жир, чтобы от милосердного прикосновения факела поселение вспыхнуло в одночасье.
А потом он стоял у подножья холма и смотрел, как пламя постепенно охватывает дом за домом и все больше набирает силу. И когда огонь высунулся из маленького окошка под самой крышей святилища, он развернулся и пошел прочь. Клочья зловонного дыма не провожали его, и оставалось только благодарить за это того, кто повелевает ветрами в этом странном несправедливом мире. Благодарить и вспоминать слова Намо, сводящиеся к тому, что ему еще захочется обратно в Мандос.
julia_monday, рад, что интересно
Нет, не знаю, пусть Кеменкири гадает
Надеюсь. она прочитает
А.
Не Кеменкири.r
А.
Поэтому данное поселение меньше. Там тесно лепясь друг к другу, выстроились единым массивом две-три дюжины серо-желтых, похожих на коробки домов.
Значит населения будет... Ну сотни 2-3, едва ли больше. Деревня и есть.
А вообще автор не гнался за полной идентичностью и рад уже тому, что вы поняли куда именно он забросил бедного персонажа. И какая у него увлекательная перспектива
Вообще мрачен этот Феанор, я погляжу, а потому прекрасный неолит Чатал-Гуюка выглядит в его глазах несколько менее неолитом, чем в моих... (Те же грубо выделанные шкуры леопарда меня смутили)
А звезду со статуи небось не забрал, оставил археологам будущего?
Зачем гадать? это не карты. Основные признаки мат. культуры Чатал Гуюка показаны верно, историк должен был их просто узнать.
Интересно!
А Феанор не мрачен, он скептически настроен. Люди ему еще в Амане были не слишком симпатичны, так что он оценивает предвзято и вообще куксится.
Выделка шкур, я думаю, при всех возможностях уступала эльфийскому мастерству. Так же, как довольно рослые анатолийцы уступали ростом аманскому нолдо.
Звезду... Не знаю, не думал про это. Может и оставил, чтобы археологи впали в ступор от качественного серебряного изделия на заре медного века
Гость, хорошо, что вышло узнаваемо)
Кимури, спасибо
Скажу как историк-археолог, анатолийцы того периода не особо рослые даже на фоне среднестатистического жителя территории Германии или Южной России того же периода
Что за статья? Это я для расширения кругозора.
А про Чатал Гуюк много чего написано... В "Археологическом словаре" Г.Н. Матюшина, например, сказано, что там "найдены кости рыб и грифона"... Вот так и сказано....
Мне как-то Мелларт ближе.
Возможна опечатка. Имелись ввиду грифы.
Господа, интересно, а почему дискуссия о ближневосточном неолите идет столь анонимно??