Брат мой с ликом птицы, Брат с перстами девы, Брат мой…
Хочешь, я спою тебе, брат? О чем тебе спеть? Хочешь, я спою о безветрии зеленых полей, пестреющих головками клевера и колокольчиками и пахнущих сладким медом и горькой полынью? Хочешь, я спою тебе о глубоком, как море, и чистом, как душа ребенка, небе неизведанных чудесных земель, где нет ни горя, ни страданий? Хочешь, я спою о добрых материнских глазах, об отцовской улыбке, о звонком смехе младших братьев, о мягко-золотом сиянии Лаурелина и искристо-серебряном мерцании Тельпериона? Хочешь, я спою о нежно-розовом дыхании восхода, что каждое утро ложится тонким эфирным покрывалом на верхушки деревьев? О густом, красно-медовом, сумрачно-прохладном росчерке заката, что отражается в морских водах мириадами прыгучих золотистых блесток? Хочешь, я спою о доме – о доме, который у нас когда-то был… и которого у нас сейчас нет. О доме, который у нас когда-нибудь будет. Обязательно будет. Я спою тебе о счастливых улыбках, которые мы еще увидим, о смехе, который мы еще услышим, о глазах, которые еще согреют нас своим теплом. Ты слышишь меня, брат? Ты веришь мне? Верь мне, брат…
Брат, мне море снится, Черных волн напевы, Брат мой…
Хочешь, я спою тебе – песней робкого весеннего дождя над Белериандом, хрустальным переливом птичьих трелей в лесах Амана, нежным воркованием вод Гелиона или чуть слышным дыханием раскрывающего лепестки первого подснежника? Хочешь услышать в дрожании струн моей арфы густой, тягучий шум прилива, мягкий, щекочущий слух шорох листьев или гулкий, холодный звон стали о сталь? Что ты хочешь услышать, брат мой?
Брат мой, плащ твой черный, Брат мой, стан твой белый, Брат мой, плащ мой белый, Брат мой, стан мой черный, Брат мой!
Но ты молчишь. Ты сидишь на замшелом камне у ручья и, упершись здоровой рукой в колено, смотришь вдаль хмурыми, сухими серыми глазами, цветом похожими на предгрозовое небо. Что творится в твоей душе, торонья? Какая печаль гложет твою душу? И какой песней мне развеять грусть, что терзает твою грудь и отражается в твоих глазах тяжелой, густо-дымной поволокой? О чем мне спеть тебе, брат? И снова ты молчишь…
Брат мой, взгляд твой черный, Брат мой, крик твой белый, Брат мой, взгляд мой белый, Брат мой, крик мой черный, Брат мой!
Ты все молчишь, и я не решаюсь спросить тебя вслух. Я сижу рядом, склонившись над арфой, скольжу пальцем по струнам, не смея потревожить твои размышления даже малейшим звуком, лишь изредка позволяя себе поднять на тебя короткий, робко-вопросительный взгляд. Наконец я решаюсь – и, не выпуская из рук инструмент, подхожу к тебе. Трава что-то едва слышно шепчет под моими шагами, ей вторит, мягко переплетаясь с ее голосом, шорох моего плаща. - Нельо. Ты даже не оборачиваешься, и мое сердце на мгновение замирает. Может, я чем-то обидел тебя? -Нельо. Я провожу пальцем по резьбе арфы, плавно, словно лаская, на секунду замирая на краешке корпуса, а потом переходя на струны. - Спеть тебе, Нельо? Руки привычно и легко обнимают инструмент и первая тонкая, высокая нота уже готова пронзить холодеющий вечерний воздух и взлететь ввысь, но внезапно я чувствую твою руку на своем запястье и твой взгляд на себе. Звук резко, с дребезжанием обрывается. Я недоуменно поднимаю голову. - Нельо? Ты молча тянешь меня к себе, прижимаешь к груди, обнимаешь, одной рукой – так крепко, словно тысячами рук. Онемевшая арфа остается беззвучно лежать на траве. - Нельо… - Молчи, - хрипло произносишь ты. – Не нужно ничего говорить, Кано. - Ты не хочешь… - Ты же знаешь, Кано, твоя музыка и твой голос – самые прекрасные для меня звуки в мире, но сейчас я хочу, чтобы ты помолчал. Я понимаю – и, тихо вздохнув, осторожно беру в ладони твою покалеченную руку и приникаю к ней губами. Сколько бы лет, веков, тысячелетий ни минуло – меня все равно терзают боль и вина… Солнце слепящим расплавленным диском бьет в глаза; плащ намокает от вечерней росы, от реки тянет студеной прохладой. Но губам – жарко, невыразимо жарко от твоего властного, пылкого поцелуя, и ткань, скользящая по разгоряченной груди, царапает кожу, словно стекло – я жажду твоих прикосновений, я умоляю о них, я брежу тобой… Я закрываю глаза – и словно сквозь сон слышу твой хрипловатый, низкий голос. - Сегодня, брат мой, закат не услышит твоей песни. Я украду у него это право – и пусть он неистовствует и пылает, оскорбленный тем, что не может насладиться твоим чудесным голосом, пусть льет мне на плечи свой расплавленный алый металл, ревнуя и терзая… Сегодня, брат, забудь ноты Нолдолантэ, ослабь туго натянутые струны на своей арфе и сверни свиток с недописанной песней. Сегодня твои руки будут ласкать не арфу и голос твой взлетит в небеса не чарующим нежным пением… Я слушаю тебя и зарываюсь пальцами в темно-рыжие, жесткие волосы, жадно, полной грудью вдыхая их запах – медь и клевер, пыль и зола, - и послушно приоткрываю рот для нового поцелуя… Высокая влажная трава холодит голую спину, щекочет плечи и щеки. Но с тобой не может быть холодно… Твои ласки – горячие, нежные, искусные, заставляют меня против воли выгибаться тебе навстречу и тихо, коротко стонать, выдыхая вместе со стонами твое имя. Я ловлю ртом воздух, впиваюсь пальцами в твои плечи, откидываю голову назад… - Нельо… Я забываюсь – но все равно, даже в такие моменты, я думаю о тебе – и волнуюсь о том, как бы ты не повредил больную руку… Ты смеешься – хрипловато, невесело, но – тепло и благодарно. - Кано…
Брат мой, крест твой в круге, Брат, круг мой объял крест, Брат мои, крест мой в круге, Брат, круг твой объял крест, Брат мой!
Наши имена переплетаются, как две травинки, связанные беспечным – и столь же беспощадным – порывом ветра в тугой узел – отныне навечно, неразрывно, в единое целое… - Нельо… Так приятно – просто лежать в твоих объятиях, завернувшись в твой плащ, уткнувшись носом в теплую медно-рыжую прядь и водить кончиком пальца по широкой крепкой груди, словно вычерчивая на ней ноты еще не существующей мелодии. Я прикрываю глаза и прижимаюсь к тебе еще сильнее, наслаждаясь теплом и близостью любимого тела и слушая гулкий, равномерный стук твоего сердца. Я еще спою тебе, брат мой…
Врагов своих всегда прощаю, и отношусь к ним чуть любя — у всех людей свои проблемы, а у врагов ещё и я (с) // Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! (с)
-
-
09.05.2011 в 20:43оно получилось сонгфиком, извиняюсь
Брат мой с ликом птицы,
Брат с перстами девы,
Брат мой…
Хочешь, я спою тебе, брат?
О чем тебе спеть? Хочешь, я спою о безветрии зеленых полей, пестреющих головками клевера и колокольчиками и пахнущих сладким медом и горькой полынью? Хочешь, я спою тебе о глубоком, как море, и чистом, как душа ребенка, небе неизведанных чудесных земель, где нет ни горя, ни страданий? Хочешь, я спою о добрых материнских глазах, об отцовской улыбке, о звонком смехе младших братьев, о мягко-золотом сиянии Лаурелина и искристо-серебряном мерцании Тельпериона? Хочешь, я спою о нежно-розовом дыхании восхода, что каждое утро ложится тонким эфирным покрывалом на верхушки деревьев? О густом, красно-медовом, сумрачно-прохладном росчерке заката, что отражается в морских водах мириадами прыгучих золотистых блесток? Хочешь, я спою о доме – о доме, который у нас когда-то был… и которого у нас сейчас нет. О доме, который у нас когда-нибудь будет. Обязательно будет. Я спою тебе о счастливых улыбках, которые мы еще увидим, о смехе, который мы еще услышим, о глазах, которые еще согреют нас своим теплом. Ты слышишь меня, брат? Ты веришь мне?
Верь мне, брат…
Брат, мне море снится,
Черных волн напевы,
Брат мой…
Хочешь, я спою тебе – песней робкого весеннего дождя над Белериандом, хрустальным переливом птичьих трелей в лесах Амана, нежным воркованием вод Гелиона или чуть слышным дыханием раскрывающего лепестки первого подснежника? Хочешь услышать в дрожании струн моей арфы густой, тягучий шум прилива, мягкий, щекочущий слух шорох листьев или гулкий, холодный звон стали о сталь?
Что ты хочешь услышать, брат мой?
Брат мой, плащ твой черный,
Брат мой, стан твой белый,
Брат мой, плащ мой белый,
Брат мой, стан мой черный,
Брат мой!
Но ты молчишь. Ты сидишь на замшелом камне у ручья и, упершись здоровой рукой в колено, смотришь вдаль хмурыми, сухими серыми глазами, цветом похожими на предгрозовое небо. Что творится в твоей душе, торонья? Какая печаль гложет твою душу? И какой песней мне развеять грусть, что терзает твою грудь и отражается в твоих глазах тяжелой, густо-дымной поволокой?
О чем мне спеть тебе, брат?
И снова ты молчишь…
Брат мой, взгляд твой черный,
Брат мой, крик твой белый,
Брат мой, взгляд мой белый,
Брат мой, крик мой черный,
Брат мой!
Ты все молчишь, и я не решаюсь спросить тебя вслух. Я сижу рядом, склонившись над арфой, скольжу пальцем по струнам, не смея потревожить твои размышления даже малейшим звуком, лишь изредка позволяя себе поднять на тебя короткий, робко-вопросительный взгляд.
Наконец я решаюсь – и, не выпуская из рук инструмент, подхожу к тебе. Трава что-то едва слышно шепчет под моими шагами, ей вторит, мягко переплетаясь с ее голосом, шорох моего плаща.
- Нельо.
Ты даже не оборачиваешься, и мое сердце на мгновение замирает. Может, я чем-то обидел тебя?
-Нельо.
Я провожу пальцем по резьбе арфы, плавно, словно лаская, на секунду замирая на краешке корпуса, а потом переходя на струны.
- Спеть тебе, Нельо?
Руки привычно и легко обнимают инструмент и первая тонкая, высокая нота уже готова пронзить холодеющий вечерний воздух и взлететь ввысь, но внезапно я чувствую твою руку на своем запястье и твой взгляд на себе. Звук резко, с дребезжанием обрывается. Я недоуменно поднимаю голову.
- Нельо?
Ты молча тянешь меня к себе, прижимаешь к груди, обнимаешь, одной рукой – так крепко, словно тысячами рук. Онемевшая арфа остается беззвучно лежать на траве.
- Нельо…
- Молчи, - хрипло произносишь ты. – Не нужно ничего говорить, Кано.
- Ты не хочешь…
- Ты же знаешь, Кано, твоя музыка и твой голос – самые прекрасные для меня звуки в мире, но сейчас я хочу, чтобы ты помолчал.
Я понимаю – и, тихо вздохнув, осторожно беру в ладони твою покалеченную руку и приникаю к ней губами. Сколько бы лет, веков, тысячелетий ни минуло – меня все равно терзают боль и вина…
Солнце слепящим расплавленным диском бьет в глаза; плащ намокает от вечерней росы, от реки тянет студеной прохладой. Но губам – жарко, невыразимо жарко от твоего властного, пылкого поцелуя, и ткань, скользящая по разгоряченной груди, царапает кожу, словно стекло – я жажду твоих прикосновений, я умоляю о них, я брежу тобой… Я закрываю глаза – и словно сквозь сон слышу твой хрипловатый, низкий голос.
- Сегодня, брат мой, закат не услышит твоей песни. Я украду у него это право – и пусть он неистовствует и пылает, оскорбленный тем, что не может насладиться твоим чудесным голосом, пусть льет мне на плечи свой расплавленный алый металл, ревнуя и терзая… Сегодня, брат, забудь ноты Нолдолантэ, ослабь туго натянутые струны на своей арфе и сверни свиток с недописанной песней. Сегодня твои руки будут ласкать не арфу и голос твой взлетит в небеса не чарующим нежным пением…
Я слушаю тебя и зарываюсь пальцами в темно-рыжие, жесткие волосы, жадно, полной грудью вдыхая их запах – медь и клевер, пыль и зола, - и послушно приоткрываю рот для нового поцелуя…
Высокая влажная трава холодит голую спину, щекочет плечи и щеки. Но с тобой не может быть холодно… Твои ласки – горячие, нежные, искусные, заставляют меня против воли выгибаться тебе навстречу и тихо, коротко стонать, выдыхая вместе со стонами твое имя. Я ловлю ртом воздух, впиваюсь пальцами в твои плечи, откидываю голову назад…
- Нельо…
Я забываюсь – но все равно, даже в такие моменты, я думаю о тебе – и волнуюсь о том, как бы ты не повредил больную руку…
Ты смеешься – хрипловато, невесело, но – тепло и благодарно.
- Кано…
Брат мой, крест твой в круге,
Брат, круг мой объял крест,
Брат мои, крест мой в круге,
Брат, круг твой объял крест,
Брат мой!
Наши имена переплетаются, как две травинки, связанные беспечным – и столь же беспощадным – порывом ветра в тугой узел – отныне навечно, неразрывно, в единое целое…
- Нельо…
Так приятно – просто лежать в твоих объятиях, завернувшись в твой плащ, уткнувшись носом в теплую медно-рыжую прядь и водить кончиком пальца по широкой крепкой груди, словно вычерчивая на ней ноты еще не существующей мелодии.
Я прикрываю глаза и прижимаюсь к тебе еще сильнее, наслаждаясь теплом и близостью любимого тела и слушая гулкий, равномерный стук твоего сердца.
Я еще спою тебе, брат мой…
-
-
09.05.2011 в 20:51Спасибо, очень понравилось!
Заказчик.
-
-
09.05.2011 в 20:55Автор.
-
-
09.05.2011 в 20:59Спасибо, автор.
-
-
09.05.2011 в 21:26Автор.
-
-
09.05.2011 в 21:26