Это началось неделю назад. Хамул, только приставленный на управление в Дол Гудуре, раз в три дня сам проводил патрулирование, для него это являлось поводом устроить себе прогулку, способствующую более быстрому привыканию к местности, якобы не отлынивая от прямых обязанностей. И вот, на одной из таких вылазок, близ холма он увидел это создание. Облаченная в невзрачные одежды, на широкой ветке, в паре-тройке метров над землей, прислонившись спиной к стволу мощного дерева, сидела девушка. Эльфийка, а наличие аккуратных острых ушек не прикрытых просто заплетенными светлыми волосами говорило именно об этом, сосредоточенно водила кистью по импровизированному холсту, в качестве опоры для него используя согнутую в колене правую ногу, а краски и флягу с водой расположив у себя на животе для большего удобства, а фонарь пристроив веткой выше, изредка поднимала взгляд, с прищуром всматриваясь в открывшийся ей пейзаж. Удивлённый назгул с минуту пытался понять, что же такого увидела в здешнем пейзаже перворожденная, что вот так без страха расположилась здесь, имея из оружия только кинжал на поясе. Ничего, что могло бы заинтересовать девушку, он так и не увидел. Ну не сваленное же, покрытое неестественно-черным мхом старое дерево с угнетающим антуражем из пока еще живых, но не менее пугающих своим видом других. Ближе в тот раз он так и не подошел, уведя отставший патруль в другую сторону. На следующий вечер кольценосец, без облачения невидимый для чужих глаз, отыскал то самое место. Девушка вновь сидела на той самой ветке, сегодня с куда большим энтузиазмом прорисовывая картину. У корней дерева выжидал волк, периодически скалясь на молодую, по меркам своего народа, даму. На коре приютившего художницу дерева красовались глубокие борозды, оставленные острыми когтями, но её это ничуть не смущало. Заинтересованный таким поведением девушки, явно рисковавшей жизнью ради какой-то картины, военачальник попытался подойти ближе. Его аура спугнула поджидающего лёгкую добычу зверя и заставила эльфу нервно повести плечами, как если бы у неё появилось вдруг дурное предчувствие, навеянное присутствием тёмного. Эльфийка почти сразу собрала вещи в небольшую сумку и, перекинув ту через плече, спустилась на землю, поспешно удалившись самой короткой, самой незаметной, и, очевидно, ею же проложенной тропой, в сторону владений Лихолесского короля, словно бы сбежав прочь под защиту сородичей и древней магии. Тёмный не стал догонять, решив что теперь не в меру безрассудная девчонка больше здесь не появиться. В течение еще двух дней дивное создание близ Амон Ланка не появлялась, а на вечер третьего вновь сидела на облюбованном месте всё с тем же холстом и в том же положении. Только в этот раз, заметил Хамул, теперь предусмотрительно державший расстояние, дабы не вспугнуть, светло-серое платье её было подрано, а на кинжале, да и кое-где на руках и ткани, виднелась кровь. То ли это волк надумал не отпускать улизнувший ужин, то ли встретились на пути ей пауки, но мужчине сделалось как-то тревожно. Странная художница с каждым днем всё больше его интересовала. Хотелось узнать кто такая, почему совсем не опасается соваться сюда – а ведь не может не знать славу крепости, да и вообще этой части леса – и для чего понадобился вдруг эльфе, от рождения ценительнице прекрасного, по-другому у их расы не бывает, именно этот унылый и отталкивающий пейзаж, да и увидеть её картину назгул бы теперь уж не отказался. Но больше всего поражало несколько иное. Дитя Эру, в отличии от остальных знакомых призраку, вовсе не стремилась своим присутствие привнести сюда свет и благодать, не отгораживалась от тьмы и зла, словно бы принимая здешнее как данность, не стремясь впустить в свою душу, но и не отталкивая. Это как если попасть под ливень и не пытаться укрыться, довольствуясь одним из проявлений природы. Вскоре, это превратилось для Хамула в ежедневный ритуал. Он, стоило зайти солнцу, на недолгое время бросал все дела, отправляясь к старому дереву, приказав никому более туда не соваться и эльфийку в случае чего не трогать, назвав её своим лазутчиком, дабы уберечь, хотя бы до завершения картины. Интерес снедал, но памятуя о прошлой попытке, приблизиться назгул, будучи скрытым от взора живых, более не пытался, а прийти в облачении значило выдать себя и навсегда распрощаться с возможностью утолить любопытство. Находясь здесь, мужчина внимательно наблюдал за точными и плавными движениями хрупкой с виду руки. Вглядывался в происходящие с эльфой изменения, отмечая про себя каждое из них. Вот она стала разуваться, перед тем как залезть на дерево, для чего –не ясно. Вот в светлых волосах неприметные цветочки, которых до этого она не вплетала. А вот на плече появилась длинная красная полоса-рана – светловолосая опять нарвалась на какого-то зверя в чаще и, по всей видимости, её магия на него не подействовала. И чем больше наблюдал прислужник Тьмы за этим светлым созданием, тем более явно теплело на душе при виде девушки и пару раз даже хотелось подойти и заговорить, показавшись, а не стоять поодаль, скрываясь за деревьями и кустами. В какой-то момент его и самого начало пугать такое отношение. Да и болью отдавалась мысль о том, что красавица убежит прочь, испугавшись. Она-то ведь не знала о его присутствии, чувствовать, может, и чувствовала, но вряд ли это сильно проявлялось на фоне общей атмосферы и ауры места. Всё закончилось так же быстро, как и началось. В очередном патрулировании, он наткнулся на растерзанное и почти съеденное тело. Кое-где проглядывали ошметки знакомого одеяния и лепестки привычных глазу, не растущих в окрестностях Дол Гудура цветов, а чуть дальше лежала выпотрошенная сумка, вокруг которой раскиданы были вещи его эльфийки. Картины среди них не было. Маясь странным ощущением пустоты, тоски и незавершенности важно чего-то, Хамул несколько дней пытался вернуться к привычному образу посмертного существования, отдавая себя всецело служению Темному Властелин. Не получалось. Незримой силой тянуло вновь к небольшой полянке с поваленным старым деревом, укрытым странным мхом, к не менее старому, на коре которого остались глубокие борозды-раны от волчьих когтей. В конце концов, назгул сдался и пошел туда. На своем привычном месте висел фонарь светловолосой эльфы. Её ветка, естественно, пустовала. Сегодня мужчина позволил себе подойти вплотную к полюбившемуся глупой девчонке дереву. Чуть ниже, чем сидела обычно она, на сучке дерева, прислоненная в стволу, в шатком положении располагалась доска с натянутым на ней чем-то. Во тьме ночи нельзя было рассмотреть не таком расстоянии достоверно. Полководец потянулся к вещице, та, почти без постороннего воздействия, охотно сорвалась вниз, угодив в руки к нашедшему. Холст. Картина всё еще не потеряла чуть резковатый запах красок. Не ведая себя от, в буквальном смысле, свалившегося в руки счастья, даже не пытаясь понять как такое могло произойти, почему девушка оставила это здесь, он быстрым шагом устремился обратно в крепость. Уже внутри, в своих покоях, при ярком свете десятка свечей, находящийся в полнейшем смятении назглул водил пальцами по картине в плоскости которой, стоя к нему спиной находилась фигура в тёмном плаще с капюшоном. На следующем плане на ветке дерева, свесив одну ногу вниз сидела его эльфийка и, обернувшись к стоящему, тепло улыбалась. Фоном всему служили мрачные деревья, одно из которых было свалено. Она знала.
Это началось неделю назад. Хамул, только приставленный на управление в Дол Гудуре, раз в три дня сам проводил патрулирование, для него это являлось поводом устроить себе прогулку, способствующую более быстрому привыканию к местности, якобы не отлынивая от прямых обязанностей. И вот, на одной из таких вылазок, близ холма он увидел это создание. Облаченная в невзрачные одежды, на широкой ветке, в паре-тройке метров над землей, прислонившись спиной к стволу мощного дерева, сидела девушка. Эльфийка, а наличие аккуратных острых ушек не прикрытых просто заплетенными светлыми волосами говорило именно об этом, сосредоточенно водила кистью по импровизированному холсту, в качестве опоры для него используя согнутую в колене правую ногу, а краски и флягу с водой расположив у себя на животе для большего удобства, а фонарь пристроив веткой выше, изредка поднимала взгляд, с прищуром всматриваясь в открывшийся ей пейзаж. Удивлённый назгул с минуту пытался понять, что же такого увидела в здешнем пейзаже перворожденная, что вот так без страха расположилась здесь, имея из оружия только кинжал на поясе. Ничего, что могло бы заинтересовать девушку, он так и не увидел. Ну не сваленное же, покрытое неестественно-черным мхом старое дерево с угнетающим антуражем из пока еще живых, но не менее пугающих своим видом других. Ближе в тот раз он так и не подошел, уведя отставший патруль в другую сторону.
На следующий вечер кольценосец, без облачения невидимый для чужих глаз, отыскал то самое место. Девушка вновь сидела на той самой ветке, сегодня с куда большим энтузиазмом прорисовывая картину. У корней дерева выжидал волк, периодически скалясь на молодую, по меркам своего народа, даму. На коре приютившего художницу дерева красовались глубокие борозды, оставленные острыми когтями, но её это ничуть не смущало. Заинтересованный таким поведением девушки, явно рисковавшей жизнью ради какой-то картины, военачальник попытался подойти ближе. Его аура спугнула поджидающего лёгкую добычу зверя и заставила эльфу нервно повести плечами, как если бы у неё появилось вдруг дурное предчувствие, навеянное присутствием тёмного. Эльфийка почти сразу собрала вещи в небольшую сумку и, перекинув ту через плече, спустилась на землю, поспешно удалившись самой короткой, самой незаметной, и, очевидно, ею же проложенной тропой, в сторону владений Лихолесского короля, словно бы сбежав прочь под защиту сородичей и древней магии. Тёмный не стал догонять, решив что теперь не в меру безрассудная девчонка больше здесь не появиться.
В течение еще двух дней дивное создание близ Амон Ланка не появлялась, а на вечер третьего вновь сидела на облюбованном месте всё с тем же холстом и в том же положении. Только в этот раз, заметил Хамул, теперь предусмотрительно державший расстояние, дабы не вспугнуть, светло-серое платье её было подрано, а на кинжале, да и кое-где на руках и ткани, виднелась кровь. То ли это волк надумал не отпускать улизнувший ужин, то ли встретились на пути ей пауки, но мужчине сделалось как-то тревожно. Странная художница с каждым днем всё больше его интересовала. Хотелось узнать кто такая, почему совсем не опасается соваться сюда – а ведь не может не знать славу крепости, да и вообще этой части леса – и для чего понадобился вдруг эльфе, от рождения ценительнице прекрасного, по-другому у их расы не бывает, именно этот унылый и отталкивающий пейзаж, да и увидеть её картину назгул бы теперь уж не отказался. Но больше всего поражало несколько иное. Дитя Эру, в отличии от остальных знакомых призраку, вовсе не стремилась своим присутствие привнести сюда свет и благодать, не отгораживалась от тьмы и зла, словно бы принимая здешнее как данность, не стремясь впустить в свою душу, но и не отталкивая. Это как если попасть под ливень и не пытаться укрыться, довольствуясь одним из проявлений природы.
Вскоре, это превратилось для Хамула в ежедневный ритуал. Он, стоило зайти солнцу, на недолгое время бросал все дела, отправляясь к старому дереву, приказав никому более туда не соваться и эльфийку в случае чего не трогать, назвав её своим лазутчиком, дабы уберечь, хотя бы до завершения картины. Интерес снедал, но памятуя о прошлой попытке, приблизиться назгул, будучи скрытым от взора живых, более не пытался, а прийти в облачении значило выдать себя и навсегда распрощаться с возможностью утолить любопытство.
Находясь здесь, мужчина внимательно наблюдал за точными и плавными движениями хрупкой с виду руки. Вглядывался в происходящие с эльфой изменения, отмечая про себя каждое из них. Вот она стала разуваться, перед тем как залезть на дерево, для чего –не ясно. Вот в светлых волосах неприметные цветочки, которых до этого она не вплетала. А вот на плече появилась длинная красная полоса-рана – светловолосая опять нарвалась на какого-то зверя в чаще и, по всей видимости, её магия на него не подействовала.
И чем больше наблюдал прислужник Тьмы за этим светлым созданием, тем более явно теплело на душе при виде девушки и пару раз даже хотелось подойти и заговорить, показавшись, а не стоять поодаль, скрываясь за деревьями и кустами. В какой-то момент его и самого начало пугать такое отношение. Да и болью отдавалась мысль о том, что красавица убежит прочь, испугавшись. Она-то ведь не знала о его присутствии, чувствовать, может, и чувствовала, но вряд ли это сильно проявлялось на фоне общей атмосферы и ауры места.
Всё закончилось так же быстро, как и началось. В очередном патрулировании, он наткнулся на растерзанное и почти съеденное тело. Кое-где проглядывали ошметки знакомого одеяния и лепестки привычных глазу, не растущих в окрестностях Дол Гудура цветов, а чуть дальше лежала выпотрошенная сумка, вокруг которой раскиданы были вещи его эльфийки. Картины среди них не было.
Маясь странным ощущением пустоты, тоски и незавершенности важно чего-то, Хамул несколько дней пытался вернуться к привычному образу посмертного существования, отдавая себя всецело служению Темному Властелин. Не получалось. Незримой силой тянуло вновь к небольшой полянке с поваленным старым деревом, укрытым странным мхом, к не менее старому, на коре которого остались глубокие борозды-раны от волчьих когтей. В конце концов, назгул сдался и пошел туда.
На своем привычном месте висел фонарь светловолосой эльфы. Её ветка, естественно, пустовала. Сегодня мужчина позволил себе подойти вплотную к полюбившемуся глупой девчонке дереву. Чуть ниже, чем сидела обычно она, на сучке дерева, прислоненная в стволу, в шатком положении располагалась доска с натянутым на ней чем-то. Во тьме ночи нельзя было рассмотреть не таком расстоянии достоверно. Полководец потянулся к вещице, та, почти без постороннего воздействия, охотно сорвалась вниз, угодив в руки к нашедшему.
Холст. Картина всё еще не потеряла чуть резковатый запах красок. Не ведая себя от, в буквальном смысле, свалившегося в руки счастья, даже не пытаясь понять как такое могло произойти, почему девушка оставила это здесь, он быстрым шагом устремился обратно в крепость.
Уже внутри, в своих покоях, при ярком свете десятка свечей, находящийся в полнейшем смятении назглул водил пальцами по картине в плоскости которой, стоя к нему спиной находилась фигура в тёмном плаще с капюшоном. На следующем плане на ветке дерева, свесив одну ногу вниз сидела его эльфийка и, обернувшись к стоящему, тепло улыбалась. Фоном всему служили мрачные деревья, одно из которых было свалено.
Она знала.