2.2

[Норлин Илонвэ]

2.2 Валар не призывают к суду Феанаро. Нолдоран сам должен разобрать это дело. АУ

@темы: Выполнено, Новые заявки, Сильмариллион

Comments

[Норлин Илонвэ]

Автор, да, этот меня почти ничем не смутил, а счастливые семейные встречи я вообще люблю

[Гость]

попроси эту юную четвергу перестать игнорировать дедушку, ведь Нолофинвэ не винит его. А иначе к концу шестого года Финвэ окажется в гостях у первой супруги.

Гость, хорошо))) Поживем - увидим)

И всех с новым годом, интересных и нешаблонных идей, вежливых комментаторов и хорошего настроения

Спасибо! Вас так же!


Норлин Илонвэ, спасибо! Я рада

"шепотом" Почти?

__________________

Дорогие читатели!

Всех с наступающим Новым годом!
Счастья и удачи на весь год и отличного веселья в новогоднюю ночь!

Автор

[Норлин Илонвэ]

Гость, ну у меня есть небольшие претензи по нюансам сюжета и стиля, но это все имхи и вкусы))

Вас тоже с Новым годом! Вдохновения, хороший идей и благосклонных читателей, щедрых на отзывы!

[Гость]

Норлин Илонвэ, спасибо!

[Гость]

Исполнение заявки вышло на славу! Весьма необычное развитие сюжета, который заставляет пересмотреть многие образы героев. Буду ждать продолжения. С новым годом! Заказчик.

[Гость]

Уважаемый заказчик! Спасибо!)))

Очень приятно слышать!

Вас тоже с уже наступившим Новым годом!

Автор

[Гость]

Когда же следующий кусочек?

[Гость]

Когда же следующий кусочек?

Гость, сейчас будет небольшой кусочек, и следующий уже тоже пишется.

Дорогие читатели! Кто ждет Феанаро, извините, его опять нет. Сюжет развивается, как было задумано, но, чтобы дойти до поворота, где он есть, как выяснилось, нужно больше времени и текста, чем я прикидывала изначально. Надеюсь, никто не перестанет читать из-за этого.

Автор

[Гость]

Еще 1900 слов

Подарок Арафинвэ пришелся очень кстати. Не потому что Нолофинвэ любил рыбные блюда, к ним он как раз относился весьма спокойно, однако сама рыбалка была занятием непривычным и какое-то время развлекала его. Иногда он удил рыбу только для того, чтобы потом отпустить... Но даже при этом Нолофинвэ все равно пришлось довольно скоро посмотреть правде в глаза: он не сможет провести все время до следующего свидания с семьей один в лесу и не скатиться опять к безумию. Это просто непосильная задача.
А значит, нужно было рискнуть и выйти к эльдар, хотя бы ненадолго. Но рисковать не хотелось. После всего, что рассказали ему дети, не хотелось вдвойне. Мало ли, какую реакцию может вызвать его появление где угодно, какие силы привести в действие... Как и быть среди эльдар, и не спровоцировать катастрофу, Нолофинвэ не мог придумать.
Так что он опять держался, опять считал дни... пока однажды, сидя у костра, не услышал вполне явственно, как его окликает отец. Огромного труда стоило не побежать на голос, не разбирая дороги, словно раненый кабан, чтобы проверить, не отец ли в самом деле вздумал его навестить.
Нолофинвэ отлично знал, что, нет, не отец. Тот был так же принципиален и упрям, как сам Нолофинвэ, или, скорее всего, еще больше, и не стал бы шастать по лесам, пытаясь обойти им же самим наложенные ограничения. А если бы даже вдруг стал, то наверняка вышел бы к костру, а не звал из самых непролазных дебрей.
И пока еще не пропала способность понимать все это, надо было выходить из леса. Как можно скорее.
С этой мыслью Нолофинвэ устроился отдыхать, но грезы никак не хотели слетать на него. Он ворочался с боку на бок, весь во власти тревожных мыслей, и, когда собрался уже встать и пойти дальше, к нему пришло решение: ваниар, народ его матери.
Удивительно, как ему раньше не пришло в голову!
Ваниар не имели никакого отношения к тирионской смуте, жилища их были широко рассеяны по склонам Таникветиль и — даже еще шире — у ее подножья. Он мог пойти в какое-нибудь маленькое селение или на на ферму, пробыть там какое-то время и возвратиться в лес.
И, если ему немного повезет, никто об этом не узнает. Ни народ Тириона, ни Ингвэ — король ваниар и Верховный правитель всех эльфов, с которым в своем теперешнем положении изгнанника Нолофинвэ совсем не жалел встречаться... Вообще никто.
Можно даже, для верности, выбрать себе новое имя...
Перебирая в уме варианты имен, Нолофинвэ, наконец, заснул. А едва проснувшись, зашагал к выходу из леса — было как раз очередное Смешение Света, да и слишком много времени на раздумья себе давать не следовало, если он не желал, в конце концов, все же остаться в лесу наедине со своим приближающимся безумием. А он вовсе этого не желал.
По дороге Нолофинвэ старался продумать свои действия во всех возможных деталях. Решил, что вернее всего будет, в самом деле, выйти на ферму, где живет не много эльдар, и предложить свою помощь в каком-нибудь деле — лучший способ и быть среди других, и не чувствовать себя лишним.
Работа в саду и в поле не переводилась никогда, и хотя Нолофинвэ не мог утверждать, что знает об этом много, в некоторых делах знания были не так важны, как выносливость и сила, а ему и того, и другого было не занимать.
Главное, чтобы его не узнали, не начали удивляться, расспрашивать или, того хуже, жалеть. Этого он не вынес бы, поэтому ферму следовало выбрать тщательно: маленькую и расположенную как можно дальше от Таникветиль, чтобы уменьшить риск, что хозяева могли бывать в доме Ингвэ и там видеть Нолофинвэ вблизи.
Видевшие его только издалека на общих празднествах вряд ли его признают, тем более, что косу он прежде не носил... Назваться Нолофинвэ решил Нолмэндилем: и схоже с его обычным именем, и до некоторой степени отражает сущность, но не наводит сразу же на мысль о сыне короля нолдор.
Размышляя об этом, Нолофинвэ шел и шел вперед, от одного маленького, по ваниарскому обычаю, не обнесенного никакими оградами, селения к другому, от фермы к ферме... и наконец, облюбовал одну: с крошечным домиком, но большим садом, густо засаженным яблонями разных сортов.
Одни деревья сейчас цвели, другие стояли пустые — отдыхали, зато третьи клонились чуть не до земли под тяжестью крупных и ярких красных и красно-желтых плодов. Это немного напоминало сад вокруг королевского дворца в Тирионе, там тоже была яблоневая часть.
К тому же сад был действительно очень большой, плодов созрело много, и помощь не будет лишней. Это хорошо: ему, скорее всего, будут рады, а значит, меньше изумления, любопытства, вопросов. Меньше ненужного внимания.
Рассудив так, Нолофинвэ дождался следующего Смешения Света, чтобы иметь в запасе побольше времени, и вышел к дому. Дом был такой маленький, такой беленький, такой ажурно-легкий, что казался не жильем, а забытой на лужайке детской игрушкой. Впрочем, такое впечатление было типично для всех строений ваниар, даже очень крупных. И это, как ни странно, сейчас успокаивало.
Привычно, совсем как в прежней — до изгнания — жизни усмехнувшись про себя: "Только б не сломать чего-нибудь ненароком!", Нолофинвэ постучал в дверь. Дом не отозвался на стук ни единым звуком. Хозяев внутри не было. Как не было их и в саду.
Нолофинвэ почувствовал усталость и разочарование. Столько собирался с духом, и все напрасно. Надо начинать заново. Или возвращаться в лес, но возвращаться, не исполнив задуманного, не хотелось.
Нолофинвэ решил, что постучится на следующую же ферму, которая попадется на пути, какой бы она ни оказалась.
Следующая ферма была сплошь, чуть не по самые окна, засажена горохом, как раз созревшим для сбора, и семеро эльдар уже собирали стручки в корзины, подбадривая себя песней. Вряд ли им нужны были еще работники.
Но Нолофинвэ из чистого упрямства приблизился и крикнул, привлекая к себе внимание:
— Айя! Не позволите ли досужему путешественнику остаться ненадолго с вами и разделить ваш труд?
На его голос один из эльдар — верно, глава семьи и хозяин фермы — оглянулся, выпрямился и направился прямо к нему. Тут же безнадежность и глупость всей затеи предстала перед Нолофинвэ с беспощадной ясностью: в глазах эльда мелькнуло узнавание.
Нолофинвэ захотелось немедленно броситься бежать и сделать вид, что его здесь вообще никогда не было. Но это еще смешнее, еще недостойнее, чем даже просто стоять тут, около чужого дома и делать вид, что он — это не он. Впрочем, делать вид уже было совсем не обязательно. Его узнали, и слухи теперь так или иначе пойдут. Или не пойдут. Но от его, Нолофинвэ, действий теперь мало что зависит. Осознавать это было и страшно и как-то опьяняюще.
И с каким-то новым для себя почти веселым отчаянием Нолофинвэ решил все же довести дело до конца. "Пришел наниматься на работу, так нанимайся!" — мысленно подтолкнул он себя, словно норовистого коня. С той только разницей, что ему в голову бы не пришло понукать коня так раздраженно.
Впрочем, ваниа, которого Нолофинвэ не знал или, во всяком случае, не помнил, облегчил ему задачу, как мог. К тому моменту, когда он приблизился к Нолофинвэ, лицо его было абсолютно безмятежно, да и взгляд тоже.
— Айя! — сказал он приветливо. — Мы рады гостям и участию тоже рады. Присоединяйся и будь с нами, сколько пожелаешь.
После этих слов ваниа вручил Нолофинвэ пустую корзину и, не дожидаясь ответа, возвратился к своему гороху. Нолофинвэ с корзиной пошел следом, стараясь только не заскрежетать зубами. Вроде бы, он получил, что хотел, но остро чувствовал, что получил это не на своих условиях. Хозяин фермы не просто знал о нем что-то, он все о нем знал и только что проявил не просто доброжелательность, но милосердие.
А милосердие — прекрасное качество, которое Нолофинвэ ценил и в себе, и в других далеко не в последнюю очередь. Но стать объектом милосердия было почти физически больно. В каком-то смысле, это ранило его, его гордость, сильнее, чем намеренное унижение, чем самая жестокая и несправедливая обида.
И теперь он наполнял корзину стручками гороха, проклиная себя за то, что вообще оказался в таком положении. Впрочем, скоро размеренная однообразная работа в ритме все той же песни ваниар по-своему захватила Нолофинвэ, мрачные мысли отошли на второй план, и он почувствовал себя лучше. Почувствовал себя частью общности, чего ему так не хватало в последнее время.
Хотя петь со всеми Нолофинвэ все равно не мог, и не только потому, что песня не была ему хорошо знакома... просто не мог и все. Даже мысленно. Но чужое пение было намного, намного лучше, чем совсем ничего.
Корзины с горохом сносили под большой навес, где стоял стол со скамьями, там же потом, несколько часов спустя, азартно, наперегонки лущили горох под другие, более быстрые и легкомысленные песни. Под конец Нолофинвэ чувствовал, что долго еще не сможет даже смотреть на горох, а еще чувствовал, что ему давно не было так спокойно.
Однако скоро опять должно было наступить Смешение Света, и Нолофинвэ собрался уходить.

[Гость]

Но хозяин остановил его:
— Постой, — сказал он. — Ты разделил с нами труд, раздели и трапезу.
Нолофинвэ почувствовал, что его как-то сразу бросило и в жар, и в холод. Вообще-то не было ничего необычного или постыдного в том, чтобы разделить трапезу с кем угодно, даже с совсем случайным встречным в дороге, не говоря уже о ком-то, под чьим кровом ты находишься. Но именно в этот раз Нолофинвэ сделалось почему-то мучительно неловко.
— Против наших обычаев отпускать путника, не накормив его перед дорогой, — настаивал хозяин.
— Это очень древний обычай, — заметил Нолофинвэ. — Немногие помнят о нем в эти дни.
— Те, кто видел отражение звезд в водах Куивинен, как я, никогда не забывали его, — возразил хозяин.
Нолофинвэ не мог продолжать обсуждение без того, чтобы показаться грубым и неблагодарным, поэтому согласился остаться на обед.
Таким образом, он оказался за общим столом с эльдар, имен которых до сих пор не знал и не спрашивал, как они не спрашивали его имени. Но главной причиной его беспокойства теперь, когда он уже сидел за столом, было не это, а собственно сам стол, вернее, необходимость есть, сидя за ним, используя по всем правилам посуду и столовые приборы. Первый раз со времени его изгнания.
На мгновение показалось, что он просто не помнит, как это делается. Но, конечно, навыки, которыми он пользовался сотни лет, не могли исчезнуть за неполных двести дней. А густой томатный суп, пшеничные лепешки и рагу были просто восхитительны.
И Нолофинвэ успел покинуть ферму точно в срок с новым Смешением Света, перед этим любезно простившись с гостеприимными хозяевами.
Но стоило ему только оказаться за пределами фермы, как всякое подобие душевного спокойствия покинуло его. Он нервно устремился к "своему" лесу, на ходу все время возвращаясь в уме к событиям последних часов Лаурелин.
Даже вспоминать ему было неловко и больно почти так же, как переживать все. Хотя он ясно понимал, что ваниар, особенно хозяин дома, но и все остальные тоже, вовсе не хотели его задеть, совсем наоборот, они отнеслись к его чувством очень бережно. А он мог даже оценить этого по достоинству, только сделать вид, что ценит, или просто забыться на время. От сознания этого тоже было больно.
А ведь они не притворялись ради какой-то своей цели, не делали над собой особых усилий, просто дали ему то, что и было ему нужно, не оценивая, не осуждая и ничего не ожидая взамен... И Нолофинвэ помнил времена, когда это совсем не удивило бы его, когда и нолдор поступали точно так же, когда никто не думал, что вообще может быть по-другому.
Но эти времена остались в прошлом. Нолдор изменились. А он и не заметил как. Не остановил. Не защитил ни своих близких, ни народ, который ему так дорог. Больше того, он сам изменился, как и они, может быть, больше, чем многие из них.
В груди стало ужасно тесно. Хотелось закричать, что есть мочи. И Нолофинвэ закричал, как только снова оказался в лесу, и деревья сомкнулись у него за спиной, надежно скрывая от любых взглядов. Он кричал и кричал, пока не охрип, а потом заплакал, безудержно и горько, как не плакал никогда за всю свою жизнь, даже в детстве.


Продолжение следует...

[Гость]

И я его очень жду! Ноло ещё на ферму вернётся? Но Радостный Заказчик.

[naurtinniell]

Ого.
Вот это да...
Кажется, Нолофинвэ очень не зря проведёт время изгнания. Я в него верю, он умеет делать выводы.

[Гость]

И я его очень жду! Ноло ещё на ферму вернётся? Но Радостный Заказчик.

Продолжения или Феанаро? И то, и другое будет, по возможности, скоро Ответ на вопрос будет в продолжении. Автор рад, что Заказчик рад)

Спасибо за отзыв!

naurtinniell, спасибо за отзыв! Эмоционально

Кажется, Нолофинвэ очень не зря проведёт время изгнания.

Ну, было б странно, если б он провел его зря.

Я в него верю, он умеет делать выводы.

Приятно слышать)))

Автор

[Гость]

Еще 4171 слово

После всего этого Нолофинвэ несколько дней чувствовал себя слабым и опустошенным. Но потом ему стало лучше, гораздо лучше, чем было все время после изгнания и, пожалуй, некоторое время до изгнания.
Он по-прежнему жил в лесу, но теперь был уверен, что может, если пожелает, выйти, найти себе занятие, слышать голоса, смех, песни. Это очень его поддерживало, и одиночество больше не давило на душу таким тяжким грузом.
Хотя каждый выход сам по себе все еще оставался испытанием его решимости и чувствительным ударом по самолюбию. Но это оказалось похоже на необходимость вынуть застрявшие под кожей длинные и тонкие иглы кактуса (был в жизни Нолофинвэ такой малоприятный, однако познавательный опыт): больно, и остаются отметины, но после становится легче, да и получается с каждой иглой все ловчее.
Так что, до того как истекли вторые сто сорок четыре дня его изгнания, Нолофинвэ успел сделать еще несколько вылазок. Он не позволял себе предпринимать их чаще, чем раз в дюжину дней, но не позволял и затягивать с очередной дольше, чем на три дюжины дней. А еще не появлялся дважды в одном и том же месте, чтобы никто, с кем он не хотел бы встречаться, не мог подкараулить его.
Все складывалось на редкость удачно. И Нолофинвэ чувствовал, что душа его значительно окрепла. К тому же, теперь он меньше волновался о том, что может произойти в Тирионе, считая, что, если бы что-то должно было случиться, уже случилось бы.
Благодаря этим соображениям, на вторую встречу с семьей Нолофинвэ шел с исключительно радостным возбуждением. И когда в условленном месте (все на том же лугу), он увидел одну только Анайрэ, сердце его как будто упало с высоты в пропасть, а он стоял и смотрел, как оно летит, пока не смог, наконец, выкрикнуть:
— Что? Что случилось? Где дети?!
Анайрэ взглянула ему в лицо и крикнула так же отчаянно, словно боясь, что иначе он не услышит и не поймет:
— Все хорошо! Они дома! Все хорошо!
Она подбежала к нему, взяла его лицо в ладони, еще раз повторила, теперь негромко и медленно, с расстановкой, глядя прямо в глаза:
— Все хорошо. С детьми ничего не случилось.
— Тогда почему их нет здесь? — спросил Нолофинвэ.
— Это их идея, — ответила Анайрэ и улыбнулась с нежностью. — Они решили, в этот раз нам нужно больше времени наедине, а они потерпят до следующего. Я до последней минуты пыталась их переубедить, — добавила она. — Но если уж им что придет в голову, с места не сдвинешь.
— Все в тебя!
Эту фразу они сказали одновременно и сразу же рассмеялись.
Нолофинвэ чувствовал себя почти пьяным от облегчения. И от присутствия Анайрэ.
— Какие чуткие у нас дети, — прошептал он, обнимая ее.
И в следующие часы они не размыкали объятий.
Нолофинвэ уже не помнил, когда в последний раз они так долго, так безмятежно были вдвоем, даже до его изгнания. И он не хотел ни говорить, ни думать ни о чем, кроме их любви.
Но в конце, уже перед самым расставанием, все же стал расспрашивать о Тирионе, о том, что происходило там со времени прошлой встречи. Ведь новости и так доходили до него нечасто, и он не мог нарочно пренебречь возможностью получить их из вполне надежного источника.
— Сначала нам пришлось очень много раз пересказывать эту самую встречу, — улыбнулась Анайрэ. — Все хотели знать, как ты. Твоя мама и сестры выспросили у нас столько деталей, что мы, кажется, рассказывали дольше, чем длится Смешение Света. И я не думала, что кто-то мог бы расспрашивать более горячо и жадно. Но потом меня позвал к себе твой отец. Честное слово, ему я рассказывала даже о том, про что не знала, пока он не начал спрашивать, — Анайрэ тихонько засмеялась, но тут же добавила печально: — Он очень по тебе тоскует.
Нолофинвэ закрыл глаза, чтобы помешать слезам пролиться, но несколько слезинок все-таки покатились по щекам, и Анайрэ осторожно, нежно стерла их.
— А так ничего особенно не изменилось, все по-прежнему, — сказала она.
— И по-прежнему никаких вестей о Феанаро? — уточнил Нолофинвэ, когда к нему вернулось самообладание, и он снова мог посмотреть на жену.
— Никаких, — ответила Анайрэ. — Ни у его преданнейших сторонников, ни у его сыновей, ни у твоего отца. Это заметно, особенно по его сыновьям и по твоему отцу.
Нолофинвэ вздохнул.
— А Нерданель? — вдруг оживился он. — Мы совсем о ней забыли, но она ведь может знать что-то, чего другие не знают.
— Нерданель вернулась в дом своих родителей, — ответила Анайрэ. — Прямо в день начала изгнания. Сказала, что не может больше оставаться под крышей дома Феанаро. И все.
Нолофинвэ пораженно посмотрел на жену. Она в ответ пожала плечами и продолжала:
— Трудно судить, виделась ли она хоть раз с Феанаро и пыталась ли увидеться. Что произошло между ними или происходит... Если она с кем и делится, то только с твоей матерью. А та никогда не выдает чужих секретов, ты знаешь.
Нолофинвэ только кивнул.
После этой встречи он некоторое время гадал, куда же мог подеваться Феанаро. Но без особого интереса. Прежнего жгучего раздражения мысли о Феанаро уже не вызывали, а без этого... где бы ни был брат, пока он не приносит новых проблем, Нолофинвэ был вполне доволен ничего не знать.
В конце концов, у него все еще были собственные трудности. Хотя со временем он, конечно, приспосабливался все лучше, необходимость переходить на новое место с каждым Смешением Света все еще была обременительна, и тут Нолофинвэ себе никаких послаблений по-прежнему не позволял.
Правда, однажды изменил своему правилу не появляться дважды в одном и том же доме во время вылазок. Уж очень велико было искушение: хозяин очередной небольшой фермы, куда он нагрянул, как обычно, незваным гостем, предложил помочь с пристройкой к дому.
— Моя жена скоро приведет в мир дитя, — объяснил он. — И я хочу, чтобы его здесь ждало совершенно особенное, только его место, задуманное и воплощенное с мыслью о нем. Но помощь не помешает, тем более, нужно еще успеть украсить стены и потолок резьбой.
Сердце Нолофинвэ учащенно забилось. Работа с камнем! Просто невероятно! Восхитительно! Сильнее этого его могло бы порадовать разве что возвращение домой. Но возвращение было невозможно. А камень вот он: белый, обтесанный, аккуратно разделенный на блоки.
И Нолофинвэ отдался этому делу со страстью, какой у него не бывало в работе давно. Слишком давно. Но теперь все вернулось сторицей. Каждое Смешение Света он на несколько часов уходил с фермы, устраивался на отдых где-нибудь неподалеку или выслеживал дичь, но неизменно возвращался и снова принимался за кладку.
Когда они с хозяином, которого звали Сулилаурэ, покрыли крышу новой комнаты, настелили пол, а затем вставили стекла в высокие оконные проемы, настал черед резьбы. Прикоснуться к резцу оказалось счастьем еще большим, чем все, что было сделано до этого. Инструмент пел в пальцах Нолофинвэ, и из-под его рук вылетали птицы, которые, казалось, тоже вот-вот запоют.
И сам он, наконец, почувствовал, что может петь, и впервые поднял свой голос, присоединяясь к песне Сулилаурэ.
А потом остановиться стало уже невозможно. Песни были с ним. Песни были в нем. Песни желали быть отпущены на свободу, подниматься над миром и лететь в небеса. Выше любых птиц. Даже выше Орлов Манвэ. И Нолофинвэ отпускал их одну за другой. В часы работы, и в часы отдыха. Под кровом эльдар и в лесу. Повсюду.
И с каждой песней легче становилось на сердце, и радость возрастала. И даже когда работа в доме Сулилаурэ была закончена, и Нолофинвэ простился с хозяином и его женой, которые успели уже стать для него настоящими друзьями, его печаль не была горькой. Нисколько.
И одиночество его тоже перестало быть горьким. Песни скрашивали его, как не могло скрасить ничто другое.
Но, несмотря на это, конечно, Нолофинвэ ждал следующей встречи с семьей столь же горячо, как прежде. На этот раз они снова явились все вместе, и ничто даже на миг не омрачило для Нолофинвэ эти долгожданные часы.
Даже когда он снова спросил, как дела в Тирионе, дети улыбнулись. И Турукано сказал:
— Знаешь, стало спокойнее и будто бы легче дышать.
— Да, — подтвердил Финдекано. — И хотя я очень не хочу признавать это, кажется, в чем-то дедушка Финвэ был прав.
— Но мы, конечно, все равно сердиты на него, — сказал Аракано. — И будем сердиты, пока ты не вернешься. Но теперь мы, наверное, могли бы начать снова с ним разговаривать...
— Иногда, — поддержала его Арэльдэ, и тут же упрямо добавила: — Не слишком часто.
Нолофинвэ невольно рассмеялся, потом спросил:
— Почему теперь?
Они переглянулись между собой, словно решая, стоит ли говорить, с сомнением посмотрели на мать.
— Ну, давайте уже, отвечайте, — шутливо поторопил их Нолофинвэ.
— Ты тоже стал спокойнее, отец, — проговорил, наконец, Финдекано. — Даже, как будто, радостней. Ты стал похож на себя прежнего, каким мы все тебя помним задолго до этой истории... В прошлый раз, когда мы виделись, ты был совсем не таким. Хотя мама уже говорила нам, что тебе лучше. Но это нужно увидеть, чтобы поверить.
Турукано, Аракано и Арэльдэ согласно закивали, а Финдекано бросил на Анайрэ чуть виноватый взгляд.
Но она только покачала головой.
— Нет, даже когда я его видела, он был еще не таким.
Нолофинвэ и не предполагал, что изменения, которые он в себе чувствовал, так заметны внешне. По отражениям в воде и в лезвии своего ножа он не мог отметить особенно многих деталей, а попросить у родных зеркало всегда забывал. Забыл и на этот раз.
Да что там зеркало! Он даже почти забыл спросить о Феанаро. Спохватился в самый последний момент, когда пора было расходиться, и услышал все тот же ответ:
— Никаких вестей ни у кого.

[Гость]

По правде говоря, это было уже странно. Конечно, Феанаро всегда любил надолго пропадать где-нибудь: в своих дальних поездках или в своей мастерской. Но уж отцу-то всегда как-нибудь давал о себе знать, чтобы тот не беспокоился. А что же теперь? Или он тоже решил наказать отца своим молчанием? Пожалуй, он мог бы на такое пойти... Хотя нет, не мог бы. Только не с отцом, никогда. Или все-таки мог бы? Или не мог бы?
Нолофинвэ много раз мысленно задавал себе эти вопросы и не находил ответов.
Честным ответом, наверное, было бы: "Нет, не мог". Но из этого ответа следовало очень много новых вопросов: где тогда он пропадает столько времени? И почему? И не случилось ли чего-то такого, ничего никто, совсем никто, не мог ожидать? И должен ли сам Нолофинвэ предпринять что-то? И если да, то что?
Это все были очень тревожные вопросы. И к тому же, всегда существовала возможность, что Нолофинвэ напридумывал себе невесть чего, а на деле Феанаро давно заперся в какой-нибудь свой тайной мастерской, работает в свое удовольствие без помех, наплевав на условия приговора, и посмеивается над всеми, особенно над Нолофинвэ.
Эта мысль раздражала, даже ранила, отчего картинка особенно живо представлялась перед мысленным взором. И Нолофинвэ был уже уверен, что так все и есть, и, выругавшись как следует, в который раз решал забыть о Феанаро, только для того, чтобы через некоторое время снова начать сомневаться: мог или не мог?

***
Не считая мыслей о Феанаро, которые нападали на него время от времени, жизнь Нолофинвэ теперь стала довольно спокойной и даже по-своему приятной. У него появились новые привычки, новый порядок в делах, новые радости. Главной из радостей все еще была песня, причем петь наедине с собой он полюбил даже больше, чем с другими эльдар.
Мир вокруг откликался на его пение, не так, конечно, как квэнди, которые могли подпеть или, подхватить мотив и развить тему, но другими, даже более увлекательными способами. Растения, почувствовав, как гармония его песни вливается в общую гармонию всей музыки мира, радовались и сильнее тянулись ввысь, к свету, к небу... и в то же время тянулись к Нолофинвэ, словно хотели шепнуть ему какой-то секрет. И вода, и ветер, и камни — все отвечало на песню, только Нолофинвэ не мог их понять.
Он начинал думать, что слова матери: "Отзываясь на музыку, все вокруг раскрывается полнее и ярче, говорит с тобой, дает ответы" не были просто поэтичным описанием обычных вещей. Он очень хотел бы сейчас иметь возможность заново расспросить Индис о ее давних путешествиях по Валинору. Еще хотел бы сыграть на арфе. Вдруг это как-то помогло бы ему понять... понять все. Но не мог. Не должен был.
Не должен видеть мать. Не должен иметь вещей, не разрешенных приговором. Не должен. Не должен. Не должен.
Понемногу мысль об арфе, сначала мимолетная, превратилась для Нолофинвэ в самую заветную мечту. Или в навязчивую идею. Но решение не отступать от условий приговора все еще было сильнее.
И когда на следующем свидании Арайрэ (в этот раз они снова были только вдвоем) протянула ему маленькую походную арфу, Нолофинвэ сказал решительно:
— Это уже совсем не похоже на приспособление для охоты.
— Это подарок от твоей матери, и твой отец разрешил мне его передать, — ответила Анайрэ. — Правда, он не был уверен, что подарок придется тебе по душе, но Индис сказала только: "Чувствую, на этот раз я угадала идеально", — продолжала Анайрэ. — Судя по тому, как у тебя заблестели глаза, она права.
Нолофинвэ в ответ только потянулся за арфой. Держал ее в руках бережно, точно птенца, осторожно касался струн, гладил деревянные части, только что не целовал. Наконец, смущенно посмотрел на Анайрэ.
— Странно это выглядит, да?
— Нет, — ответила она. — Не странно, а так щемяще нежно, что я почти плачу.
— О, не надо, — попросил он. — Хочешь, я тебе сыграю?
— Конечно, — отозвалась она.
Начинать играть было страшно, ведь он так давно этого не делал, но в то же время нестерпимо хотелось начать поскорее, ведь он так горячо ждал такой возможности. И, сделав глубокий вдох, словно собрался прыгнуть в воду, Нолофинвэ заиграл.
Играл он мелодию, которую в последнее время составлял мысленно, то и дело возвращаясь к ней, но ни разу не пробовал воплотить. Звучала она даже лучше, чем он мог представить себе в самых смелых фантазиях.
И Анайрэ все-таки заплакала. Заплакала и быстро зажала себе рот рукой, чтобы не мешать музыке. Нолофинвэ хотел отложить арфу и обнять жену, но она яростно покачала головой: "Нет, нет, играй, играй дальше!". И он довел мелодию до конца.
Но мгновение воцарилась тишина, а потом Анайрэ сказала:
— Я думала, у меня сердце выскочит из груди, если музыка оборвется.
Нолофинвэ, наконец, обнял ее, прижал к себе, слегка укачивая, как ребенка.
— Сколько лет я не слышала, как ты играешь, — прошептала она, уткнувшись лицом ему в грудь. — И особенно так...
— Не было настроения, — виновато отозвался Нолофинвэ.
И они сидели так, прижавшись друг к другу, еще долго. Очень долго.
А прощаясь, Анайрэ сама, без вопроса, сказала:
— О Феанаро все еще никаких вестей.
Значит, никаких. Это было очень, очень странно. И непонятно, укладывается это в версию "заперся в мастерской и забыл обо всех" или все-таки нет?
Впрочем, надо сказать, что на этот раз Нолофинвэ думал о Феанаро меньше, чем раньше. И обо всем остальном меньше. И даже к эльдар почти не выходил. Ведь у него была его арфа, и он оторваться не мог от нее, словно наверстывая упущенное за предыдущие годы, столетия, за целую свою жизнь.
С музыкой "ответы мира" стали действительно яснее. Хотя трудно было утверждать, влияет ли музыка на мир или на самого Нолофинвэ, настраивая его на нужный лад. Во всяком случае, в шелесте листьев, шепоте ветра, звоне воды и даже в безмолвном внимании камней, Нолофинвэ теперь мог почерпнуть доступные своему пониманию знания.
Сначала это были совсем простые вещи... что-то об олене, который прошел по тропе несколько часов назад, о дожде, который начнется к Смешению Света, о том, что выше по течению есть удобный брод... Нолофинвэ читал на земле следы оленя, мок под дождем и находил тот самый брод, с радостью убеждаясь, что все правда.
Постепенно он понял, что может с помощью музыки и спрашивать об интересных ему вещах. И старый вяз говорил с ним о том, как был еще молоденьким деревцем, а воды ручья рассказывали, каким видели Валинор, пока дождевыми каплями лились с небес...
Разговорить воду было проще всего, потом ветер, потом растения, и наконец, самое трудное, камни. Но зато камни и рассказывали самые интересные, самые древние истории о тех временах, когда даже Аман еще не был Аманом. И Нолофинвэ посвящал разговорам с камнями много времени и сил.
Но, конечно, не настолько много, чтобы забыть о следующей встрече с родными. На "их" луг Нолофинвэ явился точно в срок. И тут же дети и жена обступили его с расспросами, едва ли не более встревоженные, чем в первую встречу.
— У тебя все хорошо?
— Никто не беспокоил тебя?
— Никто не приходил?
— Ты слышал, что случилось в Тирионе?
— Ты знаешь про Мелькора?
— Про валар?
— Про Сильмарилли?
— У тебя все хорошо? Точно хорошо?

[Гость]

Голова шла кругом. Нолофинвэ не успевал не только отвечать, но даже запоминать вопросы. Внутри тревожно похолодело, и Нолофивнэ горько жалел, что в последнее время совсем забросил общение с эльдар.
Наконец, он произнес громко и четко, насколько мог:
— Нет, я ни с кем не встречался, ни о чем не знаю. Расскажите мне все по порядку.
Все заметно расслабились, услышав, что тревожные, по-видимому, события его никак не коснулись, и дальше рассказывали куда более спокойно.
Оказалось, что около четырех дюжин дней назад Мелькор приходил к сыновьям Феанаро и предлагал им бежать в Эндорэ, прихватив с собой отцовские Сильмарилли. Что они с самого начала думали об этой идее и почему вообще зашел такой разговор, осталось неизвестным. Но Мелькор в пылу убеждения сказал им что-то в духе:
— Вы должны спастись сами и спасти Камни из этой тюрьмы, где даже гордый дух Феанаро надломился, стал слабым и жалким...
После этого они в ярости вышвырнули его из своего дома, крича вслед:
— Это ты слаб и жалок, тюремная крыса Мандоса!
Весь этот шум, конечно, привлек внимание к происходящему, и Мелькор, на глазах у всех, обернулся тучей и улетел.
— И все, кто видели это, говорят, что Мелькор и не думал меняться, он все тот же Черный Всадник, Тень, Зло из старых песен, — заключил Турукано.
— Дедушка, узнав обо всем, отправил вестника валар, — продолжал Финдекано. — Мелькора стали искать, но уж и след простыл. Теперь и Манвэ думает, что Мелькор не изменился и что это он с самого начала сеял смуту в Тирионе, поэтому все события нужно еще раз тщательно рассмотреть и переоценить, чтобы понять, как он это сделал. Дедушка, услышав об этом, спросил, не желают ли они прервать ваше с Феанаро изгнание. Но Манвэ ответил, что, раз Мелькор все равно пока не пойман, нет нужды торопиться, и валар не станут вмешиваться в дела нолдор и противоречить решениям их короля. А дедушка надеялся, прямо жалко его.
— Мы все надеялись, — сказал Аракано. — Но знаете, по-моему, есть какая-то справедливость, в том, что валар не стали так просто ломать ловушку, в которую дедушка загнал сам себя. И всех. До сих пор все внутри кипит, как вспомню о том суде.
Последние слова прозвучали одновременно и гневно, и жалобно. Нолофинвэ, ничего не отвечая, просто обнял младшего сына. Потом махнул рукой остальным: идите тоже сюда. Дети тут же окружили его со всех сторон, а Анайрэ, потянувшись через Аракано, прижалась лбом ко лбу Нолофинвэ.
Когда они все отлепились друг от друга, Нолофинвэ заметил:
— Значит, Сильмарилли в Тирионе, а я-то не сомневался, что Феанаро забрал их с собой. Приговор или не приговор, трудно представить, чтобы он согласился так надолго расстаться со своими камнями.
— Все удивились, — ответила Анайрэ.
— А о самом Феанаро все еще ни слуху, ни духу? — спросил Нолофинвэ.
— Да, — подтвердил Турукано. — И я уже не понимаю его сыновей. То есть, я и раньше-то их не понимал, — поправился он. — Но теперь уже совсем. Сидят в городе, как лиса в норе, и даже не пытаются его разыскать. А можно было уже три раза весь Аман обойти!
Финдекано недоверчиво хмыкнул.
— Ну, ладно, может, и не три. Может, и не весь, — признал Турукано. — Но хоть бы попробовали! Скажешь, нет? — запальчиво спросил он старшего брата.
— Скажу да, — спокойно отозвался Финдекано.
Нолофинвэ не мог удержаться, чтобы не поддразнить немного Турукано.
— А как же условия приговора? — спросил он. — Ты, помнится, так возмущался, что их нарушают.
Турукано только нетерпеливо отмахнулся.
— Есть вещи важнее. И, прежде чем ты спросишь, даже если он сам велел им не приходить, все равно они должны были это сделать. Хоть раз убедиться, что у него все нормально. Особенно теперь, когда Мелькор скрывается непонятно где.
Эти слова сына Нолофинвэ потом много раз вспоминал и обдумывал. Очевидно, сыновья Феанаро ничего не собирались предпринимать. А отец был слишком горд, чтобы прямо просить валар отменить его приговор, или чтобы отменить его самому, без чужого вмешательства.
И кто тогда должен искать Феанаро? И должен ли кто-нибудь?
Версия тайной мастерской уже не выдерживала серьезной критики. Нельзя предусмотреть всего на все случаи жизни, и какой бы тайной ни была мастерская, если бы Феанаро действительно работал, ему, в конце концов, понадобилось бы что-нибудь, чего у него нет. И пришлось бы пойти куда-то, чтобы это добыть. И кто-нибудь видел бы его. Хоть раз за все это время. И отец, который, наверняка, ищет известий о Феанаро, как умирающий от жажды ищет воду, знал бы об этом. Но отец не знает ничего.
Это не просто странно. Это подозрительно. Пугающе.
Ответ на все вопросы, который Нолофинвэ в глубине души знал давно, теперь сделался совершенно очевиден.
Нужно пойти и разыскать Феанаро.
И Нолофинвэ, наконец, собрался отправиться на север Амана. Только перед дорогой решил еще раз выйти к эльдар. На всякий случай, вдруг будут какие-нибудь новости о Мелькоре. Или о чем-то еще. Да и просто набраться сил перед трудным делом.
Случайно Нолофинвэ оказался рядом с той самой фермой с яблоневым садом, где когда-то, в самом начале своих вылазок, никого не застал. На этот раз хозяева были дома и обрадовались неожиданному помощнику. Яблок, теперь уже на других яблонях, созрело невероятно много.
Но не успели они приступить к работе, как хозяин вдруг сказал:
— Ничего себе! Нас решил навестить мой полубрат.
Нолофинвэ внутренне съежился, услышав слово. И только потом вспомнил, что для всех эльдар слово "полубрат" не значит ничего неприятного или оскорбительного, наоборот, оно означало, что отцы хозяина фермы и его приближающегося гостя были братьями, а матери — сестрами. Ну, или что отец каждого из них был братом матери другого. Особая степень родства. Больше, чем просто кузены. Но все же меньше, чем родные братья. Всегда меньше.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Нолофинвэ взглянул туда же, куда его собеседник. И остолбенел. Гость, подходивший к ферме, был по виду чистый нолдо. Да не просто нолдо, а один из тех, кого Нолофинвэ знал лично. Бывают же шутки судьбы!
— Он не должен меня видеть, — прошептал Нолофинвэ.
— Тогда спрячься, — предложил хозяин фермы и кивнул на ближайшую яблоню.
Нолофинвэ быстро взобрался на дерево и постарался стать как можно незаметнее среди ветвей.
— Ничего не видно, — заверил его хозяин и отправился встречать своего родича.
А Нолофинвэ остался сидеть на яблоне, дожидаясь, пока беседа в доме станет достаточно оживленной, чтобы он мог никем не замеченным выскользнуть из сада.
В целом эпизод был скорее забавный, и Нолофинвэ даже собирался при случае рассказать о нем Анайрэ: детям он все же постеснялся бы такое рассказывать, а ей можно. Но горечь к Феанаро снова поднялась в душе и никак не хотела исчезнуть. Так что идти на север Нолофинвэ раздумал.
Вместо этого он продолжил свои упражнения с арфой. Теперь, правда, прежнего полного и радостного погружения не выходило. Нолофинвэ часто думал о матери, и это были невеселые мысли. С каждым днем, он все яснее понимал, что, хоть и любил мать всей душой, часто пренебрегал ею, ее наследием, ее наставлениями и советами. Всегда был больше нолдо. Всегда знал лучше. И особенно в последние годы.
А она никогда не упрекала его. Не давала понять, что ее это ранит. Но ведь это должно было ее ранить! Конечно.
А теперь ничего нельзя поделать. Разве что раз за разом обещать себе, что впредь все будет иначе. Да надеяться, что то, чем он занят сейчас, ей понравилось бы. И еще ждать, пока пройдут, наконец, шесть лет изгнания. Может, не так и страшно это... отрезками по сто сорок четыре дня. От встречи до встречи.
Вот еще дюжина дюжин дней долой.
Но в этот раз все с самого начала пошло не как обычно. Впервые за все время в день встречи был дождь, да не просто дождь, а настоящая буря с яростными порывами ветра, громом и молниями. Нолофинвэ и Анайрэ, едва поприветствовав друг друга, бросились с луга прочь, искать укрытие.
Добежали до небольшой группки деревьев и нырнули под переплетенные кроны. Прижались друг другу, настолько же для тепла, насколько от радости встречи.
— Как думаешь, в нас не попадет молния? — спросила Анайрэ.
— Скоро узнаем, — ответил Нолофинвэ, пожав плечами.
Ее этот ответ почему-то развеселил, и она засмеялась щекотно, куда-то ему в шею. Но потом отстранилась, сказала серьезно:
— Твоя мама снова прислала кое-что.
— Не знаю, что это могло бы быть, — ответил Нолофинвэ.
Анайрэ посмотрела на него удивленно.
— Тогда мне очень нужна была арфа, — объяснил Нолофинвэ. — А сейчас разве что возвращение домой.
Он усмехнулся невесело.
— Возможно, это часть возвращения, — уклончиво сказала Анайрэ, передавая ему сверток.
Теперь уже Нолофинвэ посмотрел на жену с удивлением, быстро вскрыл сверток, и на руки ему упал плащ. Новый плащ из особой ткани да еще подбитый мехом. Плащ для путешествия на север.
— Это... — начала Анайрэ.
— Я вижу, — глухо отозвался Нолофинвэ. — Но я никуда не собираюсь.
— Год почти прошел, — тихо сказала Анайрэ. — Вы можете вернуться.
— Нет никакого "мы", — возразил Нолофинвэ. — Есть я здесь, и Феанаро где-то далеко отсюда, и это больше всего устраивает нас обоих. Ничего нельзя изменить.
— Хотя бы попробуй, — просительно произнесла Анайрэ.
И Нолофинвэ, неожиданно для себя, взвился, как от удара.
— Попробовать?! Попробовать?! Да я пробовал много раз, много раз, когда тебя еще и в мире не было! — он знал, что напрасно срывается на ней, но остановиться не мог. — И потом еще много раз! И никогда, слышишь, никогда... Это не приносило ничего хорошего... Так почему теперь я должен попробовать снова? Почему?
Голос его постепенно как будто сходил на нет, и последнее "почему" едва можно было расслышать.
— Потому что если не ты, то никто, — ответила Анайрэ. — Потому что ты и сам этого хочешь. Потому что твой отец не сможет выдерживать все это намного дольше.
Нолофинвэ на мгновение сжал кулаки, комкая ткань плаща, потом расслабил руки, сделал нарочно глубокий вдох... Он собирался обращать больше внимания на советы матери? Что ж, кажется, пора было начинать.


Продолжение следует...

В следующем отрывке Феанаро уже точно будет

[Гость]

Ну наконец-то, созрел Нолофинвэ. Мозги на место стали.
И за брата беспокоиться начал. Умничка!
И где эту бестолочь Феанаро носит?

[naurtinniell]

Ура! Продолжение!
Нолофинвэ молодец, у него есть совесть и она активизировалась! Вот его детям ещё расти и расти до отца...

Феанаро, кажется, действительно вляпался во что-то...

[Гость]

Гость, спасибо за отзыв!

Ну наконец-то, созрел Нолофинвэ. Мозги на место стали.
И за брата беспокоиться начал. Умничка!

Ага)

И где эту бестолочь Феанаро носит?

Авось, найдется.

naurtinniell, спасибо за отзыв!

Нолофинвэ молодец, у него есть совесть и она активизировалась!

Да

Вот его детям ещё расти и расти до отца...

О, а почему такая мысль? Ну, то есть я скорее согласна, что им до него еще расти, но вообще они хорошие ребята и в тексте, вроде, ничего такого не творят.

Феанаро, кажется, действительно вляпался во что-то...

ЭтожФеанаро. Ему раз плюнуть.

Автор

[naurtinniell]

О, а почему такая мысль? Ну, то есть я скорее согласна, что им до него еще расти, но вообще они хорошие ребята и в тексте, вроде, ничего такого не творят.
Потому что бухтёж детей по поводу Финвэ не вызывает положительных эмоций, честно говоря.
Да и просто - Нолофинвэ старше, умнее и добрее.

Ох, если Феанаро раз плюнет, выплывать будет долго.

[Гость]

Потому что бухтёж детей по поводу Финвэ не вызывает положительных эмоций, честно говоря.

naurtinniell, понятно, спасибо за ответ. Но, по-моему, было бы неестественно, если бы они все его простили и все ему забыли, в то время, пока их отец все еще в изгнании, если отец им по жизни ближе и дороже деда.

Мне самой Аракано (младшего) в этом эпизоде просто до слез жалко, если честно.

Хотя и Финвэ жалко, разумеется.

Ох, если Феанаро раз плюнет, выплывать будет долго.

Да, никто не спорит. По крайней мере, я точно не спорю)

Автор

[Б.Сокрова]

Ох, я давно уже волнуюсь за Феанаро, а теперь еще сильнее. Надеюсь, у него не случилось ничего непоправимого.
А Нолофинвэ зато с каждой частью все больше и больше молодец!

[naurtinniell]

Автор, а я в принципе не понимаю, какие у них претензии к Финвэ, если Нолофинвэ сам всё решил и сам свою судьбу выбрал. Претензии к Феанаро - понимаю, к Финвэ - нет, совершенно. И мне не жаль Аракано, мне ему затрещину дать хочется, впрочем, всем четверым по штуке. Нолофинвэ ещё добрый.

[Норлин Илонвэ]

Очень увлекательно)
Нолофинвэ хороший и совестливый, хотя по-прежнему местами выглядит несколько инфантильно.Но это обычное дело, когда автор любит своего персонажа)
Ребята и Анайрэ тоже хорошие, но присоединюсь к naurtinniell: претензии к Финвэ и степень недовольства выглядят не слишком порядочно и затрещин раздать не мешало бы. Финвэ поставил условие, условие было принято добровольно и из благих побуждений. Ноло хорошо устроился и на жизнь не жалуется, пора уже заканчивать бойкотировать деда. А вот то, что Феанаро никто (сколько? года два, я со счета сбилась) давно не видел и всем по большому счету наплевать - это их тоже не украшает.
А сюжетно отсутствие Феанаро подано удачно: фокус на Ноло и его богатом внутреннем мире, а теперь, когда он для себя что-то открыл-изучил, смена ракурса

А Феанаро давным давно ушел пешком через Льды в Эндорэ.

[Гость]

Ох, я давно уже волнуюсь за Феанаро, а теперь еще сильнее. Надеюсь, у него не случилось ничего непоправимого.

Б.Сокрова, о, с одной стороны, хочется сказать, не волнуйтесь, а с другой, раз волнуетесь, значит, текст удался. Приятно, что скрывать))) Остальное - в продолжении)

Автор, а я в принципе не понимаю, какие у них претензии к Финвэ, если Нолофинвэ сам всё решил и сам свою судьбу выбрал. Претензии к Феанаро - понимаю, к Финвэ - нет, совершенно. И мне не жаль Аракано, мне ему затрещину дать хочется, впрочем, всем четверым по штуке. Нолофинвэ ещё добрый.

naurtinniell, что-то мне становится страшно. Читается ли в тексте, то, что я там написала

Вообще-то Финвэ изначально подстроил ситуацию так, чтобы Нолофинвэ разделил изгнание с Феанаро, добровольно и с песней. Да, Нолофинвэ все сделал сам, но если бы он не сделал то, что сделал, он не был бы собой. И его дети, а также другие близкие, кто реально хорошо его знает и любит, это отлично видят.

Конечно, в дальней перспективе это на пользу народу нолдор, да и самому Нолофинвэ тоже. Но если смотреть не в дальней перспективе, брать конкретную ситуацию, и переживать не за всех и каждого, а конкретно за своего горячо любимого отца, то это все жестого, несправедливо, нечестно и вообще редкий бред.

И они, в свою очередь, с удовольствием дали бы затрещину Финвэ. Но дедушку бить нельзя. Потому что папа расстроится, и бабушка, и все, и сами они больше всех, потому что дедушка же. Да ему и без зактрещин не сладко. И даже жалко его. Но брад все равно остается бредом. И даже если там есть что-то большее и лучшее, чем просто бред, все равно бред и неужели умнее ничего придумать не мог.

Вот так.

Автор

[naurtinniell]

Автор, что Финвэ, скажем так, подтолкнул сына к такому выбору - считывается. Но это не отменяет того факта, что Нолофинвэ уже большой мальчик, решение принимал сам, и обида на Финвэ смотрится... лично мне - странно. Примерно как идеи свергнуть Финвэ от товарищей феаноровцев, если они действительно были.

[Норлин Илонвэ]

Финвэ изначально подстроил ситуацию так, чтобы Нолофинвэ разделил изгнание с Феанаро, добровольно и с песней. Да, Нолофинвэ все сделал сам, но если бы он не сделал то, что сделал, он не был бы собой. И его дети, а также другие близкие, кто реально хорошо его знает и любит, это отлично видят.

И правильно сделал. Ноло хороший и совестливый, но ему тоже стоит думать, прежде чем трепаться. Так что принудительные размышления в сельской местности пойдут на пользу обоим.

идеи свергнуть Финвэ от товарищей феаноровцев

Да, это диковато, и я надеюсь, что ребятки сами себя накрутили, или же это снова были мелькоровы слухи. А тот пионер из второго фрагмента - просто глупый мальчишка. Ну или сам Мелькор.

[Гость]

У Феанаро, который пропал безвести, должны быть веские причины. Не в его характере тревожить отца. И в этом Ноло прав. Он попал в беду? Пусть будет так!

Зачем так все жестоки с Финвэ! Феанаро получил справедливо, ночто делают представители ВД? Только сейчас поняли свою жестокость...

[Гость]

Очень увлекательно)

Норлин Илонвэ, спасибо! Приятно слышать!

Нолофинвэ хороший и совестливый,

Тоже приятно слышать)

хотя по-прежнему местами выглядит несколько инфантильно.Но это обычное дело, когда автор любит своего персонажа)

А вот тут я спросила бы, в чем это проявляется (инфантильность, а не любовь к персонажу, конечно), но ответ, наверное, приведет к дискуссии, так что если не хотите, не отвечайте

Ребята и Анайрэ тоже хорошие, но присоединюсь к naurtinniell: претензии к Финвэ и степень недовольства выглядят не слишком порядочно и затрещин раздать не мешало бы.

Я уже ответила чуть выше, но скажу еще раз. Финвэ сознательно подстроил эту ситуацию. Он не во внезапном озарении предложил Нолофинвэ разделить изгнание брата, Финвэ рассчитывал, что Нолофинвэ возмутит жесткий приговор, что он выскажется, и заранее продумал, как действовать.

Вот только про Индис он реально не подумал и очень мучался потом, конечно, потому и согласился, чтобы она передала Нолофинвэ арфу.

И Финвэ, конечно, плохо, и его, разумеется, жалко. Поверьте, лично я его очень жалею, но не считаю, что все персонажи должны признавать его правоту и тоже жалеть. В конце концов, он сознательно заварил эту кашу, а ест ее, по его милости, куча народу, и если его самого от собственной стряпни тошнит, то им от этого не легче. И они имеют право быть недовольными.

Ноло хорошо устроился и на жизнь не жалуется, пора уже заканчивать бойкотировать деда.

Они закончили бойкотировать деда после третьего свидания, как и сказали. Сестры Нолофинвэ, вероятно, закончили еще раньше, хотя это осталось за кадром. По поводу сыновей Феанаро я сама не уверена, но, вероятно, какая-то минимальная коммуникация тоже восстановилась.

Но перестать его бойкотировать и полностью все простить - вещи разные.

А вот то, что Феанаро никто (сколько? года два, я со счета сбилась) давно не видел и всем по большому счету наплевать - это их тоже не украшает.

Его никто не видел почти целый год Древ, то есть девять солнечных лет. К тому моменту, когда Нолофинвэ обсуждает это с сыновьями, несколько меньше, семь с половиной лет. И им не наплевать, Турукано и Финдекано открытым текстом говорят, что был бы это их отец, они бы уже весь Аман на уши поставили, но отца нашли.

Но Феанаро не их отец, он даже, им не дядя, если говорить о суте, а не о формальностях, так что они его не ищут.

А сюжетно отсутствие Феанаро подано удачно: фокус на Ноло и его богатом внутреннем мире, а теперь, когда он для себя что-то открыл-изучил, смена ракурса

Спасибо!

А Феанаро давным давно ушел пешком через Льды в Эндорэ.

О, это вариант!

Автор

[naurtinniell]

И Финвэ, конечно, плохо, и его, разумеется, жалко. Поверьте, лично я его очень жалею, но не считаю, что все персонажи должны признавать его правоту и тоже жалеть. В конце концов, он сознательно заварил эту кашу, а ест ее, по его милости, куча народу, и если его самого от собственной стряпни тошнит, то им от этого не легче. И они имеют право быть недовольными.
Я, наверное, на редкость бесчувственное создание, но я не понимаю, а в чём трагедия-трагедия взрослому эльфу не видеть отца. По эльфийским меркам - не так уж долго, все давно взрослые и самостоятельные. Почему грустно и одиноко Анайрэ, я понимаю, но остальные-то на пустом месте трагедию развели.
Нолофинвэ самому, конечно, плохо, но если он не в обиде на Финвэ, то обижаться "за него", мягко говоря, странно. А за себя - ну гм. Не такая уж жуткая проблема.